Он как бы разделил единство и с этого момента начался обратный отсчет, началось время эсхатологическое, как бы время смерти, тварное. XX век этот образ смерти усилил, Лигети хотел, чтобы на его похоронах в качестве реквиема звучала пьеса для 100 метрономов. Однако, часы – это практически единственный механизм, который мы носим на себе, очень близко к коже, можем как бы чувствовать кожей. Механизм как бы проникается органичностью, он очень индивидуален, может останавливаться, опаздывать. То есть время обретает измерение личного.

Глядя на циферблат, мы можем измерять, а правильнее сказать – оценивать время лишь количественно, в момент взгляда, фиксируя положение стрелок и запечатлевая образ времени. Но мы не можем уловить качественное изменение времени, его течение. Мы лишь способны превратить его в жест, например, жест стрелки. И тогда это уже не образ «сейчас», а образ «уже не сейчас» или «еще не сейчас» - выхваченный из длящейся реальности процесс, о котором мы вначале еще ничего не знаем, а в конце уже ничего не знаем. В «Часах Шагала» я разработада несколько синтаксических формул . Одна из них – это два жеста, два типа движения стрелки: – секундная = очень быстрое движение, типа взмаха смычка, имитирующее движение стрелки и минутная – замедленное движение. В сочинении эти два жеста - «механичность»/повторность и замедленное движение минутной стрелки объединяются в одновременности, как бы демонстрируя две стороны одного и того же процесса, показывая монету с двух сторон одновременно. И это все равно, что увидеть два полюса одновременно.

Количество исполнителей на сцене соответствует количеству цифр на циферблате, Ансамбль - это своеобразный часовой инструментальный организм с невидимыми стрелками, которые перемещаются по окружности и время от времени останавливаются взглядом.